Отбитая у хулиганов из Марьиной рощи, она целовала синяки и шишки, причитая над ними в странно-романтической манере старых книжек. Она тоже целовала - не синяки - страшную библиотекакоторая порвалась на его коже, как обратный билет в другую жизнь. Она плакала над этим разорванным билетом. Она сидела на рельсах в том месте, где они кончаются, и предлагала свои худые крылья, чтобы двигаться дальше. В эти два дня те, кому посчастливилось остаться на ногах, знали, где живет любовь.
